Мой лорд - Страница 29

Когда леди предпочла ехать на переднем сиденье, Людвиг сам сел за руль, отпустив Патрика во внеочередной отпуск на заднее пассажирское сиденье. За окном проплывали пейзажи доброй старой Англии: холмистые равнины, обрамленные невысокими грядами, пастбища, где паслись коровы, ярко-изумрудные поля пшеницы. Где-то в середине пути Патрик предложил молодым господам выпить чаю, заваренного специально для этого случая его женой Маргарет. Место вокруг было живописным, заросли ив выдавали близкое присутствие воды, холмы были напоены запахом весеннего разнотравья. И уставшие с дороги «молодые господа» с благодарностью согласились. Под одним из деревьев был расстелен большой клетчатый плед, заботливо припасенный Патриком. Импровизированный пикник состоял из фруктов, домашнего печенья, шоколада и чая. В бардачке машины обнаружился набор дорожных металлических стаканчиков. Они были очень маленькими даже в разложенном виде и явно предназначались для чего-то более крепкого. Но пить из них было удобно, к тому же чай быстро остывал, не обжигая пальцев.

— «Завтрак королевы» с лимонником. Я угадала, мистер?..

— Да, мисс. Только называйте меня просто по имени.

— Людвиг, а тебе нравится чай с лимонником? — Николь сидела, по-турецки скрестив ноги, и грела ладони о стаканчик.

— Да. Пожалуй, один из немногих ароматизированных чаев. Кстати, знаешь его историю?

— А у него есть история?

— Есть. И довольно интересная. — Людвиг пригладил волосы.

Как же он все-таки хорош! Николь краем глаза следила за его движениями и чувствовала, как холодок возбуждения начинает проходить по ее телу, внезапно вспомнившему, сколь давно оно не знало близости мужчины. Может быть, зря она так опрометчиво села рядом с ним. Они же договорились — без вольностей. А договор надо выполнять, начиная с мыслей. Николь от волнения хлебнула слишком много чаю и закашлялась.

— Ты меня слушаешь? — Людвиг внимательно на нее смотрел, так внимательно, что у нее голова закружилась от этого взгляда.

Николь сглотнула. Встала.

— Простите, мне надо пройтись, — скороговоркой проговорила она, не глядя на Людвига.

Только бы он ничего не понял. Иначе получится совсем некрасиво: она строит из себя недотрогу, а сама только и мечтает о том, чтобы прыгнуть к нему в постель.

Ох, Николь, рассуждала она, пробираясь сквозь заросли травы на вершину ближайшего холма. Похоже, ты совсем запуталась. Пора уже расставить все на свои места. Хотя бы для себя самой.

А расставлять-то нужно было не так уж много. Пункт первый. Она влюбилась в Людвига Эшби.

Пункт второй. Ему она, похоже, тоже нравится.

Пункт третий. Она не желает расставаться со своей независимостью. Что, кажется, уже потихоньку начинает происходить. И все еще боится дальнейшего развития отношений, потому что не знает, к чему это может привести.

И почему для меня так важно быть уверенной в итоге? — рассуждала Николь, срывая попавшийся под руку стебелек и засовывая его в рот. Когда я соглашалась на эту авантюру, я ведь уже решила, что готова на любой вариант дальнейших отношений с ним. Может быть, все закончится завтра вечером на том же вокзале. А может, перерастет в чуть более длительную связь. Очевидно, что я никогда не стану для него единственной женщиной в мире. Слишком уж из разных мы миров. Он найдет себе девушку своего круга, женится на ней, у них будут дети… А мне не все ли равно? Лучше уж сейчас с головой — а точнее, без головы — отдаться чувствам. Любовница, случайный каприз — пусть будет так. Но это все равно лучше, чем потом, когда я стану старенькой и седой, с бессильными слезами вспоминать, что оттолкнула человека, просто поддавшись своему страху. Что не использовала до конца возможность счастья, подаренную мне судьбой.

Она не заметила, как он подошел, и вздрогнула, услышав его негромкий голос:

— Николь. Извини, что беспокою. С тобой все в порядке?

Она повернулась к нему, и он замер, позабыв о том, что собирался говорить. Николь светилась, словно с нее вдруг сдернули темное тяжелое покрывало, как будто она освободилась от того, что закрывало ее от тепла и солнечного света, не давало ей двигаться и дышать, спутывало тело. Так бывает, когда ты решаешься наконец отпустить какой-нибудь мучительный давний страх.

Людвиг еще не видел ее такой. Он только смутно догадывался, что за маской резковатой девчонки может прятаться молодая женщина, трепетная и нежная. Полуоткрытые губы, сияющие глаза…

Он не смог — нет, он не захотел — противиться тому, что должно было произойти. Тому, что уже было вписано в ткань этого мира. Как загипнотизированный, он не мигая смотрел в ее глаза. И зелень этих глаз становилась все ближе. Почти коснувшись ее губ, уже чувствуя ее дыхание, он остановился. Чтобы увидеть эту же невыносимую тягу в ее взгляде.

Ее губы были нежные и мягкие как летний дождь.

Его губы пахли медом.

Людвиг сидел, откинувшись в водительском кресле, краем глаза наблюдая, как Николь аппетитно управляется с домашним печеньем. И жалел, что не может получить от еды такого же искреннего живого удовольствия, как она. Впрочем, даже смотреть на нее было весело и заразительно.

— Что? — Николь держала большой кругляш печенья обеими руками, стараясь не уронить ни крошки. — Ужасаешься моей прожорливости?

— Напротив. — Людвиг аккуратно переключил скорость. — Я думаю, что тебя нужно назначать в качестве лекарства больным депрессией. Знаешь, у меня есть несколько знакомых молодых леди и джентльменов, которые проходят сеансы у очень дорогих психоаналитиков. Меня, кстати, тоже туда приглашали, говорили, что я очень неплохо вписался бы в их компанию. — Людвиг усмехнулся.